Он шумно затягивается сигаретой, также шумно выдыхает дым, полностью заполнивший его лёгкие, и опять затягивается. Сигаретная бумага смешно шелестит от огня следом за табаком, и Артём ухмыляется – не таким должен был быть этот год, совершенно не таким. Слишком много всего свалилось на его голову – новая стажёрка, опасный вирус, небольшая проблема с Дашей. Казалось, что год решил поиздеваться над ним, выжать из него все соки, стать своеобразным пранком, вышедшим из-под контроля. Но ему не привыкать – за более полувека в Дозоре он смирился с тем, что не всё бывает идеально, принял нового себя и огромное количество изменений вокруг – во времени, в окружающем пространстве, да даже в литературе. Одни люди остались, кажется, теми же. Как там говорил Булгаков? Только квартирный вопрос испортил их? Пожалуй, да, есть в этом какая-то правда – неполная, но честная. Возможно, даже Булгаков был Иным – но не ему, не Артёму решать. Он всего лишь простой оперативник, всё чаще выбирающийся в поле.
Он бросает окурок в пепельницу и набирает номер стажёрки. Сегодня – да, днём, как ни странно – им нужно было прошерстить Бульварное кольцо, целиком и полностью, перепроверить чуть ли не каждый закуток. Дело, конечно, нелёгкое, и не в километраже дело – девять километров для Иного так, маленькая пробежка. От бульваров отходило огромное количество как маленьких улочек, так и огромных радиальных дорог – одни только Новый Арбат и Тверская улицы чего стоили. Проверять их, конечно, тоже дело Ночного Дозора, но этим уже займутся другие, его коллеги, напарники и друзья. А сейчас их со стажёркой целью было самое обычное Бульварное кольцо, окутанное ореолом мистичности и тем самым трамваем «А», который в простонародье называли «Аннушкой» – всё-таки многие считают, что каким-то мистическим образом именно он отсёк голову Берлиозу, который оказался далеко от Патриарших по воле Воланда. Можно было бы, конечно, пройти ещё и остров Балчуг, но он, полный маленьких улочек, не был интересом Рогозина – ему нужен простор.
— Собирайся, через час встречаемся на выходе с Кропоткинской в сторону Гоголевского, — бросает ей Артём и, сбросив трубку, пишет Тигрёнку и зажигает ещё одну сигарету. До Кропоткинской ему добраться раз плюнуть, даже несмотря на то, что он жил в достаточно отдалённом районе на юго-западе столицы, откуда он и начинал путь в Москве. Тогда это была маленькая разваливающаяся комнатушка в главном здании МГУ, сейчас же он являлся хозяином вполне сносной квартиры парой станций ниже по красной ветке, куда перебрался после нескольких десятков лет проживания в скромной маленькой квартирке в самой обычной сталинке. Сейчас ему, чтобы прибыть вовремя, нужно было потратить от силы минут сорок, а при ходьбе в Сумраке до метро – и то минут двадцать пять. Ничего не меняется, любовь к прогулкам в Сумраке – в том числе, разве что, наоборот, только увеличивается.
* * *
— Опаздываешь, — хмыкнул он своей стажёрке, когда та, запыхавшаяся, бежит с другого выхода. — Я же сказал, что надо выходить к Гоголевскому, никак не к Храму, — ему бы поучиться терпению, что он понял по взгляду на стоящую рядом с ним Тигрёнка. — Прости, — хмыкает он обеим и отворачивается, — не силён я в обучении, — Тигрёнок пожимает плечами и машет в сторону бульвара, как будто говоря – идите. Что же, ради этого и вылезали на поверхность, из своих квартир, из душного офиса Ночного Дозора. Самоизоляция и карантин порядком проели им всё, что только можно, и шанс прогуляться, даже пару раз отведя ненужным контролёрам и полицейским глаза, пусть даже по заданию, уже много чего стоил.
— Сканируй местность, чуть заглядывая в Сумрак, — шепчет Артём стажёрке, пока та опять закатывает глаза. Милая, чуткая девушка, явно живущая какими-то своими идеалами, полными «светом и добром», напомнила Рогозину самого себя во время обучения. Он тоже всегда рвался в бой, понимая, что многое не знает, не умеет и не понимает, и негодовал, что с ним работают, как с малолетним, не пуская в дебри погонь за оборотнями, вампирами, Тёмными магами и ведьмами. Он всегда хотел геройствовать, и только спустя долгое время понял – бесполезно лезть поперёк батьки в пекло, но всё равно продолжал это делать, несмотря ни на что. — Давай, это не сложно, — он сам чуть заглядывает в Сумрак, подсказывая, как это лучше сделать, и совсем скоро у девочки получается – он видит, что она пытается, и это – самое главное. Понемногу, маленькими шажками, но получается.
Через пару часов они добрались до Чистопрудного бульвара. На удивление, везде было чисто, ни следа Тёмных, и Артём уже начал разочаровываться в смысле их патрулирования. Заскочив в кофейню, он вручил дамам кофе, и они продолжили свою работу, аккуратно проверяя гуляющих вокруг редких людей, сканируя полицейских и проглядывая улочки, отходящие от бульваров. Окончательно задолбавшись, Артём предложил передохнуть на лавочке у корпуса ВШЭ на Покровском бульваре и, рухнув, достал сигарету. Не успел он сделать первую затяжку, как понял – что-то тут не так. Слишком резко пропала Тигрёнок. Удар был слишком острым, и Рогозин рванул в Сумрак. Увидев, что обращённая Тигрёнок рванула на оборотня – явно не имеющего лицензии и решившего покормиться первыми попавшими в поле зрения людьми – он рванул к ним, приказав стажёрке стоять в стороне. Оттолкнув Тигрёнка, он поставил блок на оборотня и, как назло не рассчитал. Пара секунд – и его вышвыривает из Сумрака, окровавленного и раненого.
Он набирает Дашу и, когда она берёт трубку, он ничего не может сказать, уходя в пучину собственных кошмаров. Где-то на фоне, еле слышно и совершенно нечётко, что-то говорит его стажёрка, а в Сумраке Тигрёнок доделывает явно неопытного оборотня. Ишь ты, решил напасть на оперативников Ночного Дозора! Да и Артём молодец, полез в бой, не подумав. Ну, как будто в первый раз, правда? Он окончательно теряет сознание, понимая – всё, это конец.
* * *
Мягкие руки опять бегают по его телу, возвращая его в реальный мир. Он не открывает глаза, но уже знает, что это она. Интересно, сколько ей ещё придётся его спасать? Кажется, они навсегда вместе в этой его борьбе – не с Тьмой, а с самим собой, с Тьмой внутри себя. Даже Светлые, бывает, страдают этим, и даже им нужна помощь. Он открывает глаза и видит её усыпанное веснушками лицо. Такая родная, пусть и далёкая, никогда не достававшаяся кому-либо. Он бы хотел, чтобы она была его – и он уверен, что она будет.
— Даша, — еле шепчет он, протягивая руку к её щеке. — Когда же ты меня, наконец, убьёшь? — давайте начистоту, она его и так убивает. Каждый раз.
— Или будешь спасать меня до конца света?
Он опять погружается в отключку, пока его тащат в машину. Он выживет. Она ему поможет.
