За ним она чувствовала себя как за каменной стеной. Впервые. За все свои годы.. Ей не надо было лгать себе, что она сомневается, что ей не просто. Она была уверена..Ее жизнь итак слишком запутанная, слишком требующая под собой того, что, казалось бы, можно бы и без этого. Ее мечты чаще всего задвинуты на ту полку, что куда не допрыгнуть без лестницы. Почему так? может потому что слишком много обязанностей и того, что называется дела и Но? Но факт остается фактом. Ее жизнь похожа на большую карусель с вертушками, от которых замирает сердце, от которых хочется закрыть глаза и затаить дыхание и подумать, понять, что же будет дальше?
   Глядя в ее глаза можно увидеть — светлое небо без единого облачка, лазурные морские волны бескрайнего и чистого океана, легкую улыбку во все тридцать два зуба и печаль. Если присмотреться, делать это больше десяти секунд, то можно в радужке увидеть самую настоящую грусть, опустошенный взгляд, нехватку чего-то или кого-то теплого и родного. Это как нельзя лучше описывает выражение — первое мнение всегда обманчиво. Любой проходящий мимо и незнающий ее человек назовет счастливой, не знающей проблем и просто позволяющей прожигать свою жизнь, которая оказалась на порядок выше, чем у любых других людей. Она— не среднестатистическая девочка работающая клерком в продуктовом магазине, ей удалось подняться на ступен выше, смотреть немного свысока на людей, но не отказываться от них и помогать всем, чем только смогу; ей  просто повезло и это не значит, что не существует проблем, которые не способны пробраться в душу и обнажить ее для каждого удара хлыстом. Ей неведомы проблемы с голодом, не хваткой денег или смертями близких людей, но у нее есть печаль, что подобно дымку распространяется по всему телу, заполняет его и этот запах гари не смывается струей воды в душе. Стоишь под прохладной водой, трешь мочалкой стараясь продырявить собственную кожу, лишь избавиться от эмоций, которые переполняют и заставляют разреветься прямо под водой. Слез не видно, а она стоит и плачет; ей не хватает тех самых искренних чувств, которые есть у многих других людей, ей не хватает настоящей любви и человека, который не смотря ни на что будет рядом, и не станет надевать на шею металлический ошейник. Узнать бы, что такое настоящая любовь, какого это испытывать чувства от которых хочется взлететь на седьмое небо. Люди, которые никогда не любили — несчастны. Наверное, она одна из этих обделенных, которым не достаются светлые и искренние чувства, а приходиться барахтаться в том, что валялось где-то на подмостках и вышло прихватить одной рукой. Любовь живет три года, чувства вечны и никуда не пропадают — множество мнений разных людей, вот только все это не ее случаи. Ее выглядит немного иначе — короткая влюбленность длиною в месяц, а после боязнь разочаровать человека и уйти. И в этом ее печаль, в неспособности быть самой собой, взмахнуть раскидистыми крыльями и полететь прямо к солнцу, даже если обожгусь и упаду на холодную пыльную землю. Она это сделает, это уже будет ее победой. Но это было в прошлом. О ней. Сейчас совсем иное.
  Сегодня был ее день. Ее идеальный день, который как всегда начался со звонка сестре. Конечно, это их любимый день, который когда-то они всегда проводили вместе, но со временем и возраст и наличие частной жизни внесло свои коррективы. И вот они договариваются, увидеть в конце недели, отметить всей семьей. Брат обещает некий прикольный подарок, что улучшит ее жизнь; ее мать поздравляя дочь, вспоминает, что ее Адалин родилась на несколько минут раньше сестры, от чего ей всегда казалось, что ее маленькая Адель все быстрее проходит и резче чем сестра. Отец.. отец был шикарен как никогда. Он приехал лично, как и всегда. Привез вкусные круассан с миндалем, любимые ее дочерью, и шикарный букет из пионов. Каждый год он дарил именно их в ее дату. Ее любимый отец, который с годами не стареет, лишь легкая седина трогает его виски. Он проводит с дочерью завтрак, а потом уезжает к Авроре.
  Адалин одевается,  на ней сегодня нежное и очень красивое платье. Поверх бежевый пиджак. Туфли лодочки на шпильках, поверх белое пальто и кашемировая шаль. Волосы аккуратно уложены густыми локонами. Такой ее подчиненные видят ее не столь часто, только по праздникам. Но сегодня есть повод. Да и все понятно, что не будет сегодня никаких деловых встреч, кроме встреч поздравлений, конечно, от авторитетных криминальных товарищей тоже. Как раз такой ей преподнес очередной букет, что она оставила в офисе. Какую -то часть цветов девушка направила к себе домой вместе с подарками. Сегодня домой она не вернется, у нее иные планы. Те самые, с тем самым человеком, что ей направил нежное сообщение. От того самого, кто ей направил самые красивые цветы..
  Чему научила ее работа? Тому, что дома у нее всегда был собранный чемодан с минимум вещей, так что в обед она отлучилась, забрать тот самый чемодан, и когда потом назначенное время подошло, она, поблагодарив всех коллег и друзей, спустилась вниз. Там ее ждал Тот самый человек, который ... от которого у нее замирало сердце. Которого она столь сильно любила,, но пока ему так и не призналась..
  А она.. она сегодня была просто ослепительна..
- добрый вечер, мистер Моретти, - она улыбнулась уголками губ, подмигнув, - итак, какие у вас планы на сегодня и далее? - она приблизилась и нежно поцеловала мужчину в губы..

Ресторанная кухня — это сложный организм, состоящий из крохотных частиц, образующих единое целое. У каждой частицы конкретная роль, и каждая из них важна. Все должны пребывать в постоянном взаимодействии друг с другом, прислушиваться к шефу, и, что самое главное, не лезть не в свое дело. Первое время я шарахалась не только от всего ресторанного состава, но и адской атмосферы на кухне в прямом смысле этого слова. Едва ли ни каждые пять секунд вздрагивала от криков шефа, к которым не была морально готова, успевая уворачиваться от летающих тарелок. Инопланетяне бы позавидовали. Добавим факт, что я никогда не занималась выпечкой профессионально, но спасибо детдомовской кухарке, что разрешала мне крутиться вместе с ней, хотя я предпочитала в самом дальнем уголке мастерить свои первые тортики, тихо, как мышка, и никому не мешать. Зато быстро набрала авторитет среди сверстников, которых угощала сладеньким. А в приюте, как известно, все голодные. Бездомные дети подобно зверятам, которым палец в рот не клади — в прямом смысле откусят.

Странно в принципе то, что семнадцатилетнюю девчонку подпустили к духовке в, пожалуй, самом крутом ресторане Сан-Франциско. Что тут скажешь — черная полоса в моей жизни, видимо, наконец, оборвалась, да и неугомонная пятая точка поймала немного везения, чтоб немного угомониться. Брату спасибо. Он у меня странный (если не принимать во внимание тот факт, что он вообще по крови не родной), но чем-то похож на меня. Ну, или я на него. А еще обаятельный, чертяка, иначе бы я тут полы драила вместо творчества. Впрочем, первое время так и было, а сейчас делай что хочешь, но успевай и тесто замешивать, и у раковины с грязной посудой крутись. А все из-за отсутствия посудомойки. Руководство, впрочем, рассматривает потенциальных кандидатов, но до сих пор безрезультатно. Не понимаю, в чем проблема взять на работу обычную уборщицу? А кастинги они там проводят, словно человек на государственную службу поступает.

Владелец, правда, мыслит несколько шире, нежели типичные рестораторы-мужчины, которые считают, что женщине не место на профессиональной кухне, особенно, малолетке. Потому что высокая кухня закоченела в высоких рамках, некогда поставленных глупыми стариками. А вот более молодые представители ресторанного бизнеса делают акцент на молодость и неопытность. Наверняка полную энергии молодежь будет проще обучить. Поэтому политика ресторана и меня не обошла стороной — как раз подыскиваю кулинарный колледж для получения образования. Хочу ли я этого? Не знаю, но в данный период времени считаю, что это мне подходит, и, покуда глаза горят во время приготовления сладостей, не стоит упускать момент. Жизнь всего одна, и нужно ее прожить так, чтобы в будущем детям не было стадно за меня как мне за мою мать. Не хочу о ней вспоминать.

Ох, слава небесам от мыслей о нерадивой мамаше отвлекла незнакомая фигура на кухне, что украдкой пробиралась между столов, дабы никому не помешать. Я лишь на пару секунд оторвалась от сковороды, которую начищала до блеска, дабы немного рассмотреть незнакомца. Неужели они таки нашли нам человека? Хотя, судя по кислой мине на лице парня, его послали далеко и надолго, причем через задний вход. Обидно. Совсем еще зеленый, прямо как я. Даже стало немного жаль его — по глазам вижу, что ему нужна эта работа, иначе совсем зачахнет парень. Я, конечно, не сестра милосердия, но подсознательно чувствую, что должна хотя бы попытаться помочь ему получить работу здесь. Ведь мы, молодежь, должны держаться вместе и поддерживать друг друга, а то совсем потраченное поколение будет. Поймать бы парня для начала.

— Хоппер! Сколько ждать твои чертовые маффины?

— Две минуты, шеф!

С хитринкой в глазах оглядываюсь назад, пока Флора отвлеклась, чтобы передать официанту второй курс на седьмой стол, незаметно протягиваю руку к духовому шкафу и выкручиваю переключатель температуры до максимального значения. За две минуты маффины могут превратиться в маленький черные комочки, но именно этого я и добивалась. С пониманием осознаю всю серьезность совершенного преступления, и что мне за это будет, но мне ни капельки не стыдно. И, пока вымешивала крем, в помещение просочился запах горелого.

— Хоппер, мать твою! Ты там уснула на парике?

Далее последовала череда непереводимых фраз и самых извращенных нецензурных оборотов. Крепко зажмуриваюсь, отведя голову в сторону и увернувшись от полетевших в стену партию подгорелых маффинов. Естественно, Э Т О нельзя отдавать гостям. Списываю все на усталость — эдакое дело работать восьмой день подряд без выходного, прошу перерыв в пятнадцать минут и, схлопотав еще порцию ругательств, под видом уборки рабочего места беру со стола одно менее пострадавшее пирожное, быстро срезаю с него подгорелую корочку и, спрятав следы среза густой шапочкой из крем чиза, направляюсь к заднему выходу с маффином в руках.

— Угостишь даму сигареткой? — легонько коснувшись пальцами незнакомого плеча, понимаю, что забыла отряхнуть руки, и на футболке парня остался белый след от муки. Вот же растяпа, — ну, или можем поменяться, - с улыбкой протягиваю парню исправленный маффин, надеясь, что срезала всю подгоревшую корочку, и бисквит не будет горчить, — они тебя возьмут, - предполагаю максимально уверенно, хотя самой с трудом в это верилось. Ведь если боссу что-то втемяшилось в голову — хрен переубедишь, — меня же взяли, пока неофициально, правда, и на испытательный срок.

Ещё никогда в жизни Микки Милковича не случалось такого дня, чтобы ему было настолько неприятно заходить в бар. Одинаково тошно: внутри и снаружи. Повсюду.
Липкая, душноватая, клочковато подрагивающая табачным дымом, атмосфера отвратительного, насквозь прогнившего сборища кретинов и дегенератов щедро пропитывала всё вокруг полуреальным-полунадуманным смрадом настолько, что натурально казалось - можно обильно блевануть себе в тарелку, которую так любезно наложил аж сам Кев, делая этим масляным, заискивающим жестом: "не убивай меня, блять, прояви милосердие" ещё хуже, усиливая неясное, нестабильное жжение чуть ниже солнечного сплетения. Виртуозно провоцируя на ощерившийся мат-перемат. Огрызнулся, конечно же, не скупился. Этого добра хоть отбавляй, хоть ложкой ешь. Вот только легче не стало. Ни капельки.
Строго говоря, сейчас Мика здесь могло выбесить абсолютно всё. Гаденькая ухмылочка на лице престарелого пердуна, залпом опрокидывающего стопку вискаря, необъятный поп, засунувший себе под рясу шлюху, прямо как на лучших черно-белых карикатурах о религии и грехе. Несмотря на то, что главный катализатор отвращения, перемешанного с презрением и злостью пока что не появился. И слава...да никому не слава.
Потому что, судя по тому, какую задницу представляет из себя жизнь последний год, может, даже побольше, никакого бога нет. Да и толстопузый священник, которому там отсасывают, лучшее тому доказательство.
Видеть довольные ухмыляющиеся рожи дружков отца, весело ожидающих его очередного возвращения из тюряги по поводу крестин новоиспеченного внука, коего сам же и заставил сделать, видеть то, как нагло выделывается Светлана с этим мелким куском человека на руках, которого здесь все почему-то зовут его сыном.
По-настоящему смотреть хотелось только в одну сторону. Как раз туда, куда обращать взгляд было категорически нельзя. Даже на несколько секунд. Там, где сейчас был Йен, который выглядел...не то разочарованным, не то разбитым. Быть может и весьма вероятно, что эти два пункта сочетались.
Женушка, подошедшая требовать, чтобы Йен ушел, вскипятила в душе следующую волну злости. Которая, увы, оказалась настойчиво подавлена. Пришлось подчиниться своим предательским мыслям, инстинктам. Да, страхам, нет, махоньким мыслишкам, загнанно твердившим, что так будет лучше. Пришлось пойти и сказать Йену то, чего нельзя было говорить. Пришлось смотреть на него, в его лицо, читая болезненное, мучительное выражение глаз.
Хорошо это или нет, но договорить им не дало пришествие старшего Милковича, сгнить бы ему уже в тюрьме.
Развернуться. Уйти. С облегчением отдать отцу этот шевелящийся белый сверток, смешаться в шумную гульбу. Стараться не смотреть больше. Пытаться не думать.
Как бы не так. Если Галлагер чего-то хочет, то он вцепится в самые яйца.
Пришлось подняться, пройти следом, чтобы "поговорить". Черта-с-два когда-то хотя бы один разговор, начавшийся с "нам надо поговорить" был истинно хорошим.
Микки чувствовал, как у него буквально пламенем занимаются легкие, с каждым вдохом, в умирающей попытке объяснить, достучаться, докричаться.
Даже заявление Йена о том, что Микки трус, о том, что он боится каждого, а заканчивая тем, что он боится быть самим собой - не могло сравниться с безумием, что творилось внутри, при каждом шаге Галлагера в сторону выхода. Уже практически не здесь.
Милкович отлично понимал, что однажды Йену надоест уходить. Или возвращаться. Не важно, как назвать. Важно, что если он выйдет и за ним хлопнет дверь этого заведения, то можно смело приставить дуло к своему подбородку и выстрелить.
Время решать, чего он хочет, наступило на глотку кованным каблуком тяжелого сапога.
- Ну и ладно, вали! Почему меня должно это колыхать, блин. Сука. - промолвил и вдруг постучал ладонью по стойке, привлекая к себе всеобщий интерес: - Эй! Простите? Можно минутку внимания? Я хочу, чтобы вы все знали. Я, блять гей!